С Днем Великой Победы!

Подвиг во имя жизни.

В темноте старенькой хрущевки проснутся и оживут часы, громко пробив 12 раз, замрут, вслушиваясь в свой протяжный мягкий звон, многочисленно отражающийся от стен…Снова наступит вялая, напряженно звенящая тишина.

Скрипнет кровать, кто-то заворочается и присядет на ней. Босые ноги с трудом нащупают потрепанные домашние тапочки, покрытые бесконечными, но аккуратными заплатками. Тяжело вздохнув, хозяйка поднимется на ноги и шаркая ими по старенькому, давно не циклеванному паркету, подойдет к окну…
В эту ночь она не может уснуть — слишком тревожно, но радостно бьется ее натруженное сердце. Оно так хочет покоя, и только сила ее воли сдерживает неизбежное.
-Я так долго ждала этого момента, разве могу позволить уйти на покой раньше, чем увижу этот парад? — скажет она себе…

Лидия Карловна — так зовут хозяйку этого маленько мирка, не обычная бабушка -пенсионерка, жадная до сплетен и посиделок у подъезда…она радовалась за молодежь, считая, что именно за это шли на войну ее родные — за веселый детский смех и беззаботную жизнь будущих поколений, не осуждала девчонок в коротеньких юбочках — молодость так стремительно уходит!- не промывала косточки соседу с нижнего этажа -молоденькому пареньку -архитектору, показывавшему в детстве именно ей свои рисунки, ведь родители считали это баловством…

Она была одинока — дочь давно жила в Германии, приезжала очень редко, звонила и писала нечасто, все отговариваясь нехваткой времени…внуков не видела ни разу…Они плохо знали русский и бабушкой не интересовались.
Она тихо жила воспоминаниями, такими далекими и полустершимися, но порой всплывавшими в памяти так ясно, как будто произошло это вчера, а не 60 с лишним лет назад…

Она прекрасно помнила тот день, когда началась война…Ей было лишь 12,но в такие моменты люди взрослеют за считанные дни, а иногда и минуты…
Для маленького мирного города, где она жила, ключевой датой стало 5 августа 1941 года…В 6 утра пришел первый эшелон с ранеными и тогда жизнь города и людей, населявших его, изменилось кардинально и навсегда.

Население городка накануне войны составляло около 70 тыс. человек, его границы располагались от р. Псахе — это крошечная речушка под мамайским постом ГАИ, до р. Кудепста – всего протяженность около 30 км. Промышленных предприятий было ничтожно мало – маленький мясокомбинат, железнодорожное депо, ремонтные мастерские морского порта, совершенно не похожего на нынешний королевский ампирный замок…
На них работало всего несколько десятков человек, предприятиями особого значения городок вообще не располагал. И поэтому никому и в голову прийти не могло. не предполагал, что Сочи может сыграть какую-то существенную роль в помощи фронту. Это был один из самых мирных городов страны… Любимое дитя Сталина, вычурная игрушка советского руководства, закрытый город, предназначенный для отдыха сильных мира сего.

Вскоре заполненные ранеными солдатами эшелоны пошли один за другим, мест и рук уже не хватало…

Врачи не спали по несколько суток, засыпая порой и во время операций, медсестры валились с ног от усталости, молоденькие санитарки падали в палатах без чувств …
Раненых доставляли нескончаемым потоком железной дорогой, морем и по воздуху…Вскоре к солдатам присоединились дети, женщины и старики, которых массово эвакуировали с осажденных территорий…

Маленький город задыхался от перенаселенности, людям было нечего есть.
Но вдруг в середине мая 1942 г. из города начали вывозить всех раненых, госпиталя опустели, настала короткое, тревожное время затишья.

В июле 1942 года немцы подошли совсем близко, они пытались захватить город, участились обстрелы с подводных лодок…
Ужас заставлял прятаться все живое, когда звучала сирена — бомбардировки с воздуха шли днем и ночью.
Какое-то чудо сберегло ее дом — несколько снарядов упали совсем рядом, но не взорвались.

Страшной зимой того же года немцам удалось пробиться под Туапсе и это повлекло за собой многомесячные тяжёлые, ожесточённые бои на горе Индюк…С суеверным трепетом все ее родные собиралась перед стареньким, радиоприемником — его каким-то чудом не забрали, то ли не посчитав рабочим, то ли в спешке не заметили – это был единственный источник информации для семьи. Мальчишки натянули между двумя раскидистыми тополями тросик -антенну, замаскировав его под бельевую веревку — так у ее семьи появилась возможность слушать едва различимые за помехами сводки Совинформбюро. Запирали ставнями окна и дверь — что бы соседи не услышали. Ведь донесут, а это расстрел.
«Наши отступают»-понимала она…Страх хватал юное сердце, сжимая и сдавливая до боли…
Наворачивались слезы, сложно было понять, что происходит. Кто, как, почему..?Люди почти уже не задавали вопросов, они просто пытались выжить — жителей никто не эвакуировал, их безопасность была их личной заботой. Многие бежали в горные аулы, надежно затерянные в лесу. Совсем рядом падали снаряды, рушились дома.
На их земле даже установили 2 огромные зенитки-самоходки, страшный, закладывавший уши грохот от которых до сих пор слышится ей в кошмарах. Почему-то особенно запомнился маленький, лопоухий щенок, засунувший голову в одну из гильз и намертво в ней застрявший. На него дети извели полбутылки драгоценного подсолнечного масла — получили нагоняй от матери, но были безмерно счастливы.

Страх-это не то слово, которым можно описать происходившее — таких слов просто нет…

Но время шло, опасность захвата города врагом миновала.
В горах еще шли бои за Кавказ, но даже там великолепно подготовленные «Эдельвейсы» — она запомнила это холодное слово на всю жизнь, проигрывали, сдавали свои позиции…20ая Горнострелковая — как гордо и непоколебимо это звучало в то время!

С февраля 1943 г. началось возвращение госпиталей из эвакуации – наступил новый этап в жизни города.
Тогда же случилась беда — ее брат, младший в их семье непоседа, подорвался на авиационном снаряде, который по страшной шутке судьбы вынесло штормом на берег, вместе со своим другом…
Мать пролежала ничком без воды и еды несколько дней, ни говоря ни слова… Потом молча встала и пошла в госпиталь, находившийся неподалеку от их дома — она работала там старшей медсестрой.

Снова закрутилась тяжелая жизнь — город наполняли люди, каждый из которых требовал заботы и внимания, и неважно было, раненные солдаты это были или потерявшие все женщины с маленькими детьми.

Ей было страшно и больно видеть это, не хватало не физических сил, нет… у души уже не оставалось воли и тепла, даже просто находить теплые слова порой не удавалось, но какая-то сила заставляла гордо вскинуть голову, украшенную копной великолепных волос и идти, смеясь и подбадривая остальных, в лес, с десятками таких же ребят, за мхом, корой и прочими целебными дарами южного леса.
Именно дети помогали собирать в горах и многочисленных парках лекарственные травы и мох, смолу и листья, осенью они несли корзинами каштаны и желуди, а женщины их жарили, мололи в муку, пекли горьковатый хлеб, делали напиток, напомнивший бы нам с вами кофе. …

Южные заболоченные низины давали людям полевой хвощ, целебный отвар которого помогал восстанавливать силы раненым, пихтовые почки и листья мандарин спасали от цинги, сок алоэ, в изобилии росшего в Дендрариуме, заживлял раны…
Нехватка перевязочного материала заставила искать замену даже такой простой для нас вещи — обыкновенной вате. Ее заменил особый мох, росший в Тисо-самшитовой роще. Ядовитый самшит делал его практически стерильным, его длинные зеленые косы срезали с ветвей, высушивали и применяли даже при самых тяжелых ранениях вплоть до конца войны, полностью заменив им вату и лигнин.
Так и жили, добывая еду, травы, помогая друг другу — иначе было не выжить.
Но бывали и те, кто всеми силами старался думать только о себе.
Однажды у нее сбежала кобыла — единственная помощница семьи — оборвала поводья и была такова. Двое суток они с соседскими мальчишками искали ее, облазили все кусты и овраги. Бесполезно.
А через 2 недели сосед дядя Андрей рассказал ее матери, что кобылу нашли соседи по улице и зарезали, а мясо продали. Мать, тогда придя к ним домой, нашла заботливо расстеленную на заборе, вычищенную шкуру с полустертыми следами их клейма. Молча посмотрела в глаза хозяйке дома и ушла…даже воду теперь приходилось носить вручную, на стареньком коромысле.

Как-то она пришла к матери в госпиталь, располагавшийся в маленькой вилле, до войны приписанной к санаторию, спрятавшейся среди густых ветвей платанов. Та наказывала не приходить, словно боясь, что детская психика не выдержит ужасного зрелища.

Конечно, она приходила, в те часы, когда обессилевшая мать засыпала на крохотном табурете облокотившись о стену…Меняла бинты, говорила с солдатами — они так трогательно требовали внимания, а времени у сестер и санитарок было так мало.

Проходя по коридору, заставленному койками, а в них молоденькие ребята лежали по двое- мест не хватало, она увидела паренька с разорванной щекой…Всего забинтованного на скорую руку — он ждал очереди на операцию…Совсем мальчишку. Сколько лет он приписал себе, она не знала, да и это ее не волновало сейчас.
Что-то толкнуло ее подойти именно к нему, тронуть за плечо. Он открыл глаза -они вспыхнули ясной синью утреннего неба на изуродованном, покрытом пылью и копотью лице. Попытался улыбнуться — в такие минуты человек забывает о боли!

Правой щеки у него не было, а то, что от нее осталось, было наспех зашито и перевязано…
То ли снаряд постарался, то ли какой-то осколок — она не понимала таких вещей…Удивилась себе — никакого чувства отвращения не было, вспомнила, что где-то видела стеклянную бутыль с настоем листьев эвкалипта — того самого, что изумлял ее с детства резким, смолистым запахом и обнаженными по весне стволами — бесстыжее дерево, так говорила ее бабка -травница.
Метнулась в соседнюю комнатушку — там стояли сотни баночек и бутылок с настоями и отварами, медикаментов катастрофически не хватало, даже клей для перевязок врачи заменяли на древесную смолу…Увидела ту самую бутыль –вспомнила мимолетно, как варили в ее доме этот ароматный настой, чтобы помочь хоть как-то солдатикам.
Хватанула .Еле подняла — подумала, поставила на стол, поискала быстрым взглядом хоть что-нибудь, чтобы отлить немного…Увидела керамическую пиалу и прихватила ее, отлила зеленоватую воду, нашла мгновенно ветошь, зная, что ее беречь надо и что влетит. Быстрым шагом рванула в коридор, но на той койке паренька уже не было
-Его отвезли готовить к операции — вздохнула проходившая мимо сестричка, заметившая ошеломленный взгляд девчонки, устало смахнув с лица выбившуюся из-под косынки прядь, — Тяжелый он, родная, очень…А все туда же — улыбается, да сердечки девичьи разбивает! Ты не стой тут, лучше делом-то займись, пока мать не проснулась. Пошли, поможешь! — и устало зашагала по коридору.
В заботах о раненых и хлопотах по дому пролетел день. Она так устала, что о том голубоглазом вспомнила лишь поздно вечером, когда мать вошла в дом.
Кинулась к ней:
-Мамочка, там паренек был..!-и замерла в страхе. Проговорилась! Но продолжила:
-Голубоглазый такой, у него. щеки нет.
Мать хмуро посмотрела на свою дочь, такую маленькую и такую…взрослую. Улыбнулась глазами: — В порядке он, его сам Агапов оперировал, он у нас волшебник…не волнуйся…- приобняла легко дочь и пошла на крохотную кухоньку, где и заснула, полулежа на столе, совсем без сил…

Прошло несколько рутинных, ничем не примечательных дней.
Снова был поход в лес, на соседней улице под руинами дома нашли неразорвавшийся снаряд, который сдетонировал во время разминирования…Чудо, но осколки лишь задели дядю Пашу, комиссованного солдата, оставшегося в городе … Ему просто некуда было ехать после выписки, на фронт не взяли, родную деревню сожгли немцы, он знал это…Калека, плохо говоривший и слышавший после контузии, без ноги и пальцев на руке, он помогал искать и обезвреживать такие потерянные гостинцы.

О том голубоглазом пареньке она мимолетно вспоминала, но эти мысли быстро уходили на второй план…
Пришла домой и увидела там мать-это показалось странным, ведь было еще рано, ярко светило солнце. Кинулась к ней:
-Мамочка, что случилось?
-Да вот тебя ищу! Паренька того помнишь? Ему лучше стало, он тебя спросил, а Николай Иванович строжайше запретил его волновать, да и минутка свободная появилась, вот и зашла домой.
-Так он же видел мое лицо лишь какое-то мгновение — подумала она, сердце радостно запрыгало…
-Пойдем, поможешь… Выросла ты, доча, на глазах прямо…не все ж войне идти, кончится она скоро! Вон наши в наступление пошли!
От их дома до госпиталя было совсем недалеко. Пока они шли по тенистому парку, в котором, ни смотря на бомбежки, деревья сохранили свою празднично густую шевелюру, мать рассказывала ей новости с фронтов, переданные по цепочке от одной медсестры к другой…Они и правда были радостные, об этом говорили и солдаты, поступавшие к ним, наконец-то надежда стала реальной!
Вскоре они подошли к тому самому домику, санитарки звали его Верочка…Вера — именно это объединяло людей и врачей, и сестер, и больных -единая, непоколебимая…
Мать рассказывала ей грустную сказку о девушке по имени Вера, для которой был построен этот дом, об ее отце, вся власть и богатство которого не смогли спасти его единственную дочь… В те моменты, погружаясь детскими мыслями в атмосферу прошлого, думала об отце .Мать мало говорила о нем, а бабка поджимала губы и молчала…Кто он, кем был? И где он сейчас? Мысли кружились, убаюкивали и она засыпала… И снился ей замок, что она принцесса…
Детские, светлые, беззаботные сны — полет маленькой души, так повзрослевшей в реальности и разучившейся верить в сказки.

Мать отвела ее в палату, окна которой выходили на запад, на закат. Садилось солнце, прооперированные солдатики дремали, кто-то шелестел треугольником письма, кто-то по-детски причмокивал губами…Мальчики, совсем еще дети.

Она подошла к крайней у окна койке…
Он спал.
Легко, нежно поправила солнечно-соломенную прядь, спустившуюся на высокий лоб, несмело обвела пальцами овал лица. Он заворочался, испуганно одернула руку, боясь разбудить — пусть отдыхает. Быстро вышла…
Она не могла в тот момент знать, что утром уйдет в дорогу эшелон, унося ее мечты — не имея возможности оставлять солдат до полного исцеления, врачи оказывали первую самую необходимую помощь самым тяжелым раненым и отправляли их дальше, в другие города, чтобы освободить места для новых пациентов, что одинокий бомбардировщик встретиться на пути того поезда…и много бойцов, заботливо спасенных руками врачей и медсестер погибнут.
Так след ясноглазого паренька потерялся в круговерти того тяжелого времени. Она пережила эту потерю-сердце выдержало, закаленное в горниле войны…

Шли дни и все чаще радовали новости с фронта — маленький город не располагал динамиками, такими привычными в других городах, радио было под запретом, единственная радиоточка работала на нужды фронта, а тот старенький приемник все-таки сломался окончательно и кроме помех и шума не выдавал уже ничего. Но человеческое любопытство безгранично, а новости были так важны для людей, жизненно необходимы .И единственным информаторами становились медсестры с санитарных поездов, которые всегда делились самыми последними событиями, специально расспрашивая на станциях людей — они понимали, насколько трепетно передавались такие весточки с фронтов, их необычайную ценность.

Победа была близка – даже мир вокруг менялся, будто лопнула какая-то невидимая струна, люди чаще улыбались, даже поступавшие с фронтов Восточной Европы раненые были настроены по-победному…
И наступил, наконец, тот радостный день — разве можно выразить словами то, что копилось в душах людей долгие, невыносимые 4 года?
В 6 утра по Москве по радио Левитан прочел знаменитый Акт «О безоговорочной капитуляции Германии»
Счастье, безграничная радость:
-Г-ди! — кричала их соседка, ворвавшаяся через 5 минут после этой памятной речи великого голоса войны, в их дом, — Германия капитулировала! И бросилась матери на шею с диким плачем.

И был парад победы и знаменитая речь Сталина, праздник, выстраданный и заслуженный. Великий день!

После войны жизнь быстро стала налаживаться — за одну пятилетку город был практически заново отстроен, появились новые улицы, дома. Все цвело и улыбалось — жизнь продолжала свой вечный ход,
в то цветущее время Лида и познакомилась со своим будущим мужем -комиссованным в апреле 45го солдатом, он сокрушался, что не дошел до Берлина всю жизнь- проклятый осколок, засевший под сердцем и ставший причиной его смерти впоследствии, был тому виновником.

Вскоре сыграли свадьбу добротную, молодожены даже получили новую квартиру в небольшом доме на Красноармейской улице .Она искренне его любила всю жизнь, родила ему сына, ставшего военным летчиком, он погиб в Афганистане, при попытке посадить подбитый талибами самолет с новобранцами на запасном аэродроме.
Дочь после смерти отца и событий в стране в 90е уехала в Германию, вышла замуж за выходца из СССР и осталась там…
Сегодня ночью она встанет у окна, вспомнит тот день 65 лет назад, мать, того паренька, родной город…Волей судьбы она разлучена с ним вот уже 18 лет.
И потечет слеза из уставших от прожитого серых глаз…настрадавшись, устав от воспоминаний, она уснет…И ей приснится, что на параде, на Красной площади, мелькнет в толпе лицо с застаревшим шрамом, стереть который время не в силах .он обернется и посмотрит на нее. .и вспыхнут на изможденном лице молодые, ясно-голубые глаза, цвета майского неба. и она улыбнется во сне…

Жить прошлым…День за днем, год от года.
В паническом порыве пытаться бежать куда-то, услышав вой сирен, для нас всегда остающийся незамеченным.
Морщины — как отметины, следы пережитого. Усталые глаза. Сколько рассветов им еще суждено увидеть?
Идти по улице и видеть прошлое: как рвались снаряды, слышать гул фашистских самолетов, крики, плач.
Помнить — здесь была батарея, а здесь – окоп, тут разорвалась авиабомба и были убитые…
Помнить- всю жизнь того паренька, не вернувшегося из боя, девчонку-подругу, убитую шальной пулей…Родительский дом, которого больше нет…

Долгих вам лет, дорогие мои ветераны!
С днем Великой Победы!